Александр понимал, что она говорит искренне, и на этом следовало бы остановиться. Частично вина за ее необдуманный порыв лежит на нем самом, и это он тоже понимал. И все-таки ему было мало. Она ему задолжала!
— Полагаете, можете творить, что взбредет в голову, а потом пробормотать извинение — и дело с концом?
Ее щеки вспыхнули. Она отбросила со щеки прядь намокших волос.
— Нет, только начало. Неужели вы не просите извинения, когда бываете не правы?
Жаль, что она выглядит сейчас так очаровательно-небрежно — словно только что с любовного ложа. И ведь было почти так! Даже сейчас его мужское естество мучительно изнывало, когда он вспоминал, как держал ее в объятиях, и ее роскошная грудь прижималась к нему, а губы раскрывались навстречу поцелуям. Он даже застонал, когда раскаленное копье желания пронзило его тело, еще сильнее раздувая пожар гнева.
— Я действую лишь после того, как все хорошо обдумаю. Поэтому мне никогда не приходится извиняться за решения, которые я принял.
— Ох, да вы просто несносны! А я-то думала, что страдаю избытком гордости. Берегитесь, Маклейн! Подобные заявления могут разгневать судьбу, и она захочет преподать вам урок.
Он невольно улыбнулся, пожимая плечами:
— Херст, я просто говорю правду. Если вы не научитесь думать, прежде чем что-то делать, вам, возможно, придется слишком сильно раскаиваться. Ведь после Лондона вы не катались верхом, не так ли?
— Нет, каталась. Я брала одну из лошадей сквайра.
— В самом деле? Резвая была лошадка? Не хуже Милк?
— Милк?
— Так зовут вашу лошадь, и вы бы знали это, если бы слушали, что говорит вам конюший.
Она оглянулась на свою гнедую, которая мирно пощипывала травку.
— Ну, может быть, лошадь сквайра не совсем такая резвая, как Милк.
Александр скептически приподнял бровь.
— Ну хорошо. — Она взглянула на него. — Она была тихоня и даже рысью не шла, какое уж там галопом. Вот. Теперь вы довольны?
— Да, если это правда.
Она возмущенно застыла.
— Маклейн, я не лгунья.
— Нет. Вы особа, которая охотно говорит и делает что угодно, лишь бы добиться желаемого.
Ее щеки порозовели еще больше.
— Я совсем не такая!
— Ни разу не видел, чтобы вашими поступками двигало что-то другое, нежели эгоизм. Вы могли пораниться!
Кейтлин нахмурилась:
— Знаю. И лошадь тоже, вот поэтому я впредь не сделаю подобной глупости. Не будете ли вы так добры прекратить читать мне нотации? Вы сейчас прямо как мой отец.
Александр удивился:
— Ваш отец? Викарий?
Она кивнула, в глазах внезапно засветились искорки смеха.
— Да, в точности как мой отец. «Кейтлин, не высовывайся так из окна, не то упадешь! Кейтлин, не носись по дому, а то запнешься обо что-нибудь!» Мой батюшка просто душка, но иногда очень старомодный!
Старомодный! Александр не знал, что и сказать. Еще никто — ни мужчина, ни женщина — не приводил ему в сравнение их собственного отца или старого викария! Люди называли его опасным человеком.
— Вы дерзите как черт знает кто!
Она отбросила волосы с лица.
— Именно так говорит и папа — за исключением слова «черт». Он не из тех, кто выражается подобным образом.
— Дело не в черте. Это сказал бы вам любой, кто наделен хоть каплей здравого смысла! — резко возразил Александр.
Ветер задул сильнее, раскачивая деревья и осыпая землю дождем из мокрых листьев. Кейтлин сняла с плеча большой мокрый лист.
— Маклейн, вы не можете в самом деле так сердиться на меня за то, что я села на лошадь, с которой мне было не совладать. Все дело в том, что случилось три месяца назад в Лондоне.
Он замер.
— Все дело в вашем поведении и в том, что вы рисковали и собой, и лошадью.
Ее глаза потемнели.
— Я не хотела подвергать опасности кого бы то ни было — ни сейчас, ни в особенности три месяца назад. Маклейн, я…
— Сейчас не время это обсуждать. Если вы до сих пор не заметили, идет дождь. И он пойдет сильнее.
Кейтлин посмотрела на небо, видневшееся в проеме между ветвей.
— Вы нагнали бурю.
Александр не ответил, но пытливо всматривался ей в глаза, ожидая привычного страха или вспышки зависти, но видел лишь спокойную уверенность. Она храбрая, надо отдать ей должное.
— Ну, не буря, так, небольшая гроза. Но будет очень сыро.
— Я не боюсь, если придется немного промокнуть! — живо воскликнула Кейтлин. — Маклейн, какие бы ошибки ни были совершены в Лондоне, это дело давнее. Прошло три месяца!
Он прищурился:
— Да, но Хью и ваша сестра до сих пор за них расплачиваются.
Она вздохнула:
— У них любовь. И если в результате моих необдуманных поступков они оказались в трудном положении, когда им пришлось пожениться, то сейчас они счастливы. А ведь важно только это!
Александр нахмурился:
— Нет, не только. Вы расставили ловушку, чтобы вынудить жениться меня!
Она сжала губы.
— Маклейн, я никогда не хотела выйти за вас. Я всего лишь собиралась спрятаться в вашей карете, когда вы уезжали из Лондона, чтобы обнаружить свое присутствие тогда, когда было бы слишком поздно возвращаться.
— И мне пришлось бы сделать вам предложение?
Она пожала плечами:
— Да, но принимать его я не собиралась.
Дождь зачастил всерьез, однако Александр не замечал, пораженный до глубины души.
— Вы… вы бы мне отказали?
Она кивнула.
— Тогда какого черта вы хотели добиться от меня предложения, если не собирались его принимать?
— Потому что вы сказали, что никогда не попросите меня выйти за вас, — ответила она после некоторого колебания. — Вы ведь помните, как заявили это, не так ли?